|
Об удивительной этой истории мне поведала одна очень уважаемая сорока. Залетала она к нам ненадолго - сестриц навещала.
Теперь сорока, должно быть, вернулась на родину - в свой волшебный звериный мир.
В мире том текут такие же, как у нас реки, растут такие же
деревья, зеленеет трава на лугах, по небу так же плывут облака... Есть там заводы и фабрики, радио и телевидение, начальники и подчинённые...
Вот в этом сказочном царстве, в семьдесят седьмом его
государстве жил был козёл. Обычный на вид козёл с бородой и рогами,
каких в царстве было полно. Звали козла - Борис Борисович.
Чем-то особенным от остальных козлов он не отличался. Разве
что, чуть спокойнее был, - бодался редко. Впрочем, чесать рога Борису
Борисовичу нужды не было. Козлиные схватки - это ж ни что иное, как
способ самоутверждения, он же был утверждён свыше, и задеть самолюбие
Бориса Борисовича мало бы кто дерзнул. Да и козлы в тех краях, как
правило, не страдают обострениями этого чистоплюйского чувства.
В финансовом плане у Бориса Борисовича всё было
замечательно, - огромная квартира в центре государства, машина
представительского класса с персональным водителем - бараном, личная
охрана - два волкодава, дача в районе Капустного шоссе... Не хватало только одного - красавицы жены.
Зная козлиные нравы соплеменниц, Борис Борисович не жаждал
связывать себя брачными узами с козами своего круга, а искал чувства
чистого - не козлиного. В скольких государствах довелось побывать Борису
Борисовичу, скольких козочек, коз и козлих встречал он - сосчитать
невозможно, но так и не нашёл ту единственную и неповторимую, добрую и
ласковую, дикую и страстную, - свою любимую.
Жизнь холостяцкая текла в работах и заботах, пока однажды...
Получил Борис Борисович приглашение на свадьбу от своего
давно забытого брата - Родьки. Просто - Родьки, потому что по имени
отчеству блудного пятнистого оленя никто не называл. Да и не принято в
диком периферийном государстве оленей по отчеству величать.
Давненько Борис Борисович не испытывал душевного смятения, а тут вдруг заныло в груди, потревожило память...
Не сложились отношения с братом с молодой бороды. Не хотел
видеть олень в нём козла дородного, не признавал старшинства его, а всё
норовил подтрунить, усовестить - мол, козлиное не для тебя, Борька;
негоже от роду племени отбиваться. Злился Борис Борисович на брата, всё ждал, пока олень с
просьбой к нему явится. Но так и не дождался - ни тогда, ни по сей
день, - гордость, видите ли, у него, у пятнистого.
Конечно, Борис Борисович знал гордость оленью - и по
должности знал, и по личному опыту. Ведь сам-то он не козлом на свет
народился - тоже из оленьих кровей. В козла начал превращаться, когда по профсоюзной линии
освобождённым специалистом на заводе назначили. С тех пор много воды
утекло. Полностью Борис Борисович в козла преобразился, и об оленьем
прошлом своём не вспоминал даже. Тут ведь оно как? - должность обязывает. Либо для всех
хорошим быть, а себе кукиш у носа крутить - тогда ты олень; либо
наперекор - тогда, ясное дело - козёл. Что поделать - самолюбивым Борис Борисович оказался.
Вертел козёл в руках приглашение, смотрел на него с такой
же глубокомысленной задумчивостью, как иной раз водитель его - баран,
под капот заглядывал. Ведь как ни крути, а вроде просьбы приехать, получается!
Может, дошло Родьке - оленю бестолковому, что брат у него не абы как, а
козёл влиятельный?!
Подумалось Борису Борисовичу, что неплохо было бы в глубинку, на малую родину съездить, - ведь, сколько лет не был!
Захотелось ему вдруг на глушь Туртундскую неофициальным
взглядом посмотреть. Чтоб встретили не по протоколу, а бестолково, но
душевно, сердечно... Странное желание для козла знатного, а явилось - не
прогнать, в комиссию, тамошним мопсам с таксами в самый долгий ящик -
не передать.
Авось и суженая-ряженая как раз в Туртундии найдётся?! -
ведь была в юности зазноба-любовь у Бориса Борисовича. Была, да за
делами важными государственными, позабылась - на второй план отошла,
пока вовсе пропала.
Решил он непременно на свадьбе быть! Решил, будто копытом
искру высек - лисе-начальнице позвонил - на хворь сослался, на службу
козлиную не вышел, а с водителем - бараном, с волкодавами своими, на
машине представительской к Родьке на свадьбу махнул.
Встретил блудный олень козла по-братски, - с улыбкой, с
объятиями. Ничего не просил, а наоборот - угощал, чем мог. В доме
родительском ту самую комнату отвёл, что в юные годы Борис Борисович
занимал.
Нахлынули чувства на козла, - знакомые с юности места грусть-ностальгию пробудили.
Уселся Борис Борисович на старенький диванчик у трюмо,
опёрся локтем на гармонь - подругу юности, уставился в помутневшее от
времени зеркало, и словно молодым себя ощутил. Вспомнилась и первая любовь-зазнобушка сердцу милая, и гуляния под луной, и трель соловьиная на рассвете...
Вдруг так тоскливо на душе сделалось - до слёз, до всхлипываний.
Осточертела козлу жизнь кабинетная, на волю вольную
захотелось, - чтоб не в пиджачке да при галстуке, а в портках
залатанных с гармоникой в руках по селу прогуляться, песню залихватскую
с намёками срамными во всю глотку заорать!.. Эх, пропади все пропадом! Ша, волкодавы-оболтусы, валите
на шоссе Капустное, там, на даче дожидайтесь! А мы с братом-оленем в
кураж пойдем - перед свадебкой мальчишник закатим, самогону попьём,
песни погорланим!
И надели они штаны латаные да косоворотки скоморошьи!
Преобразился козёл - от брата Родьки отличить трудно, - олень, как есть
- пятнистый!
И пошли Борька с Родькой в разгул! И запели они! И хорошо на душе стало, будто вширь она раскинулась и объяла необъятное!
Отвыкла деревенька от куража молодецкого - и стар, и млад,
и красен, и ряб - все на улицу высыпали поглазеть, пошутить беззлобно. Ротозеи многие в пляс пошли. Баран зевак самогоном угощал.
Так дошли они до околицы до самой - под шум, под песни, под
веселье. Борькой чувствовал себя Борис Борисович, и так ему это
понравилось, что о другой жизни забыл начисто.
На лугу зелёном, ромашками да васильками усыпанном, у
бережка речушки у самого, лань стройная на камушке сидела - веночек
плела. Оглянулась она, песни молодецкие заслышав, улыбнулась красавцу
краснощекому - гармонисту умелому...
Осеклась вдруг гармонь, пальцы по кнопочкам пробежали, меха всколыхнулись...
В глаза её голубые бездонные глядя, затянул Борька:
"Ехал на ярмарку ухарь-купец, ухарь-купец молодой удалец..."
Поднялась лань с камушка, сняла косынку цветастую с плеч,
да глаз с гармониста не спуская, в пляс пошла. Веночек, что на бережку
плела, Борьке бросила, а сама, смеясь звонко, бегом в деревню
припустила, только пятки из-под подола засверкали.
Свистом и смехом весёлым провожали ротозеи лань быструю, а
Борька приуныл вдруг, - будто чары колдовские в тот веночек вплела,
грусть-тоску на молодца навела.
Впору пришёлся веночек, а сама она, ой да девка - кровь с молоком! - по сердцу.
Печальные песни играл гармонист на обратном пути. Играл да
взглядом лань стройную искал. Да так и не нашёл её - будто привиделась,
пригрезилась красавица.
На другой день свадьбу играли. Смотрел Борис на невесту молодую, смотрел - сравнивал.
Хороша, стройна невестушка, а лань сбежавшая, всё же красивее и стройнее во сто крат.
Грустил Борис, искал взглядом гостью долгожданную, сердцу
милую. Приметил вдруг, что подружка невесты пришла, но отчего-то личико
прячет, всё отвернуться норовит.
Вспыхнуло сердце молодца, - признал лань-девицу красавицу!
Уж и роспись началась, - в зал новобрачных пригласили, марш Мендельсона заиграл.
И в зале торжественном, при всём честном народе, у самого
стола обручального колено Борис вдруг приклонил и руку с сердцем лани,
невесты подружке, предложил.
Зашептались гости, улыбки на лицах солнечными зайчиками забегали. "Горько!" - послышались первые голоса.
"Горько!" - подхватила толпа зевак.
А кому кричали, и разобрать трудно, - Родька-то невесте ещё
и кольца на палец не надел - выходит, Борису и лани толпа скандировала!
Смутилась лань-девица красавица, щёки румянцем зажглись, и
опять наутёк бросилась - быстрее прежнего. Туфельку, будто Золушка, на
бегу потеряла.
Поднял Борис туфельку, к сердцу прижал - "Всё равно моей будешь!", - прошептал.
Плакала лань-девица, в плечо материнское уткнувшись -
горькими слезами заливалась. Осрамил козёл знатный перед всем честным
народом, а что больней больного оказалось - полюбила лань Бориса,
полюбила - клещами из сердца не выдернешь! Говорила ей мать - успокаивала, мол, любовь зла, доченька...
"Не пойду за козла, хоть люблю его, мамочка! Не пойду, и слово моё крепче крепкого!".
После свадьбы уехал Борис в государство столичное. Боль-тоска в душе его поселилась.
С той поры два года минуло, а любовь-заноза ни Бориса, ни девицу-лань не отпустила.
И однажды весной - едва снег сошёл, въехал в деревню
лимузин огромный, и вышел из него не козел бородатый, а самый что ни
есть благородный олень! И признал народ в величавом госте Бориса - козла бывшего.
Ничего козлиного в нём не осталось, - поменял он жизнь свою круто. И вышла лань-девица красавица встречать суженого!
И играли новую свадьбу вскоре! И пели, плясали под гармонь деревенскую!
Женихом был олень благородный, невестой - лань-красавица стройная!
И ещё говорила сорока, что в царстве том козлов
поубавилось, а оленей благородных, что на грани вымирания прежде были,
всё больше и больше становится.
|
